В последние годы страны Центральной Азии предпринимают важные шаги по разрешению исторических пограничных споров и углублению экономического сотрудничества. В этом процессе пересматриваются политики, направленные на повышение региональной мобильности, не только в сферах транспорта или торговли, но и по таким многомерным направлениям, как миграция, безопасность и формирование идентичности. Призывы к созданию общей визовой системы выступают одним из символических и стратегических отражений этой трансформации.
Заявление Президента Кыргызской Республики Садыра Жапарова, сделанное 13 марта 2025 года, стало важной вехой, указывающей на переход к новому этапу региональной интеграции в Центральной Азии. Объявление о окончательном урегулировании пограничного спора между Таджикистаном и Кыргызстаном, продолжавшегося 101 год, оказывает влияние не только на двусторонние отношения между двумя странами, но и на геополитический баланс всего региона. Это заявление Жапарова представляет собой исторический рубеж в том смысле, что оно объявляет о завершении существующих пограничных конфликтов в Центральной Азии и демонстрирует твёрдую политическую волю к конкретизации подхода к региональной интеграции и сотрудничеству. В литературе по международным отношениям разрешение пограничных вопросов рассматривается как предварительное условие для установления региональной безопасности и стабильности. В этом контексте заявление Жапарова следует рассматривать не только как дипломатический успех, но и как начало нового периода, в котором “незакрытые досье” Центральной Азии наконец закрыты.
Сразу после этого развития внимание к институционализации региональной интеграции привлек призыв Жапарова к обеспечению безвизового передвижения между странами Центральной Азии и созданию общей визовой системы для граждан третьих стран.[1] Предложение о возможности внедрения системы, аналогичной шенгенской системе в Европе, направлено не только на упрощение внутрирегиональной мобильности, но и на переход к новой модели интеграции в таких сферах, как экономическое сотрудничество, дипломатическая координация и формирование региональной идентичности. Временная координация данного предложения также носит стратегический характер. Ведь с разрешением пограничных конфликтов устранена одна из ключевых угроз безопасности региона, что, в свою очередь, позволило преодолеть одно из главных препятствий на пути структурной интеграции.
Призыв Президента Жапарова на самом деле представляет собой обновлённую и более всеобъемлющую версию идеи, которая ранее уже поднималась в похожем формате. Так, в 2018 году инициатива под названием “Шёлковая виза”, предложенная по инициативе Казахстана, вошла в историю как один из первых серьёзных шагов к созданию общей визовой системы между странами Центральной Азии.[2] В рамках этой инициативы предполагалось, что виза, полученная в одной из стран, будет действовать и на территории других государств региона. Казахстан сыграл активную роль в этом процессе, в тесном сотрудничестве с Узбекистаном на этапе внедрения, а Таджикистан подготовил собственное предложение для рассмотрения правительством. Ожидалось, что данный вопрос будет обсуждаться на заседании Совета по туризму СНГ, планировавшемся в 2019 году в Самарканде, однако впоследствии процесс был приостановлен. Этот пример показывает, что в отличие от предыдущих инициатив, предложение Жапарова выдвигается не только с целью развития туризма, но и в контексте всеобъемлющей региональной интеграции.
Ограниченная сила региональных паспортов также представляет собой ещё один структурный фактор, поддерживающий данное предложение. Согласно индексу паспортов за 2025 год, опубликованному компанией Henley & Partners, граждане Кыргызской Республики имели право на безвизовый или упрощённый въезд только в 63 страны; это поместило страну на 77-е место в глобальном рейтинге и на второе место среди стран Центральной Азии после Казахстана. Казахстан занял 64-е место с доступом в 76 стран, Узбекистан — 78-е место с 61 страной, Таджикистан — 83-е место с 56 странами, а Туркменистан — 88-е место с 49 странами.[3] Эта картина выявляет ограниченное пространство для глобальной мобильности стран региона. Следовательно, предложение Жапарова о создании общей визовой системы сформировалось не как символический призыв, а как стратегическое внешнеполитическое видение, соответствующее структурной необходимости.
Однако, несмотря на это, региональный консенсус по визовой политике не был достигнут, что отразилось не только на усилиях по регионализации внутри Центральной Азии, но и на визовой политике России по отношению к региону. Так, в прошлом Россия рассматривала аналогичные визовые инициативы с участием стран Центральной Азии, однако в условиях текущей геополитической и экономической конъюнктуры, подобные шаги были приостановлены. В заявлении, опубликованном 26 ноября 2024 года, представитель Министерства иностранных дел России Александр Стерник прямо указал, что Москва не планирует внедрение визового режима с государствами Центральной Азии; он подчеркнул, что подобные заявления исходят лишь от некоторых политических элит и не отражают существенного изменения в миграционной политике российского правительства.[4] Стерник отметил, что трудовая миграция является взаимной необходимостью как с точки зрения экономических интересов России, так и с точки зрения занятости в странах Центральной Азии; в то же время, незаконная миграция представляет собой общую угрозу безопасности для обеих сторон. Это заявление ясно продемонстрировало, что Россия в своих отношениях с регионом сохраняет приверженность подходу, основанному на регулировании и интеграции миграционного труда, а не на визовых барьерах.
Спустя две недели после данного заявления, 10 декабря 2024 года, выступление члена Законодательной палаты Узбекистана Алишера Кадырова стало проявлением отклонения от общего регионального подхода. Кадыров, сославшись на “ожидаемую нестабильность” в России, призвал к введению взаимного визового режима не только с Россией, но и со всеми странами Центральной Азии.[5] Упомянутое здесь понятие “релокант” обозначает новый миграционный профиль, возникший в результате переноса деятельности некоторых российских компаний за границу с целью избежать санкций. Представляя эту группу как фактор социальной и экономической нагрузки, Кадыров продемонстрировал, что к вопросу миграции в данном случае подход осуществляется с точки зрения национальной безопасности и общественной стабильности. Кроме того, его заявление о том, что все иностранцы, проживающие в стране, должны знать узбекский язык и традиции, подчеркнуло общественную чувствительность в отношении миграционной подвижности.
Хотя инициатива по созданию общей визовой системы в Центральной Азии вновь была вынесена на повестку дня с призывом Президента Кыргызской Республики Садыра Жапарова в марте 2025 года, с учётом политической структуры региона, чувствительности в сфере безопасности и отсутствия координации между государствами, вероятность реализации этого предложения в идеальной форме в краткосрочной перспективе остаётся низкой. При рассмотрении существующих практик в регионе можно отметить, что Казахстан и Узбекистан продвигаются по более интеграционистской линии благодаря сравнительно открытой визовой политике и инфраструктуре электронных виз, тогда как Туркменистан с его жёсткой изоляционной политикой и визовым режимом почти для всех иностранцев оказывает серьёзное сопротивление этому процессу. Кроме того, внутренние политические соображения стран и антимиграционные настроения в обществе — как, например, в узбекских дебатах о “релокантах” — затрудняют продвижение процесса в рамках общей политики безопасности и миграции. Следовательно, с реалистической точки зрения, более вероятным вариантом является формирование общей визовой системы поэтапно, на ограниченной и основанной на взаимном доверии платформе, первоначально между технически совместимыми и политически заинтересованными странами.
В этом контексте возможные сценарии, которые могут возникнуть в ближайшем будущем, указывают на многополярную структуру. Первый и наиболее вероятный сценарий заключается в том, что Казахстан, Кыргызстан и частично Узбекистан могут начать пилотную интеграцию визовых режимов на основе двусторонних соглашений. В рамках этой модели может быть реализована узконаправленная инициатива под названием “Центральноазиатская виза”, на первоначальном этапе не охватывающая граждан третьих стран, а регулирующая только внутри-региональные передвижения. Такая инициатива могла бы частично компенсировать недостатки региональных стран, находящихся на низких позициях в индексе паспортов Henley & Partners за 2025 год, и обеспечить ограниченное, но функциональное оживление в таких секторах, как туризм, торговля и сфера услуг. Второй возможный сценарий предполагает дальнейшее углубление фрагментарной интеграции при полном отсутствии Туркменистана в этом процессе. В таком случае ожидается цифровизация региональных виз, внедрение биометрических контрольных систем на пограничных переходах и создание механизмов безопасности на основе обмена данными между определёнными странами. Однако даже такая структура потребует не только технических, но и политических усилий, а также взаимного доверия, что делает процесс сложным с дипломатической точки зрения.
С другой стороны, опыт шенгенского пространства в Европе показывает, что создание зоны свободного передвижения возможно не только за счёт отмены виз, но также через совместную охрану внешних границ, управление миграционными потоками и формирование общих регулятивных рамок. С этой точки зрения высокие различия в существующих миграционных, таможенных и безопасностных политиках стран Центральной Азии свидетельствуют о том, что процесс сталкивается не только с техническими, но также со структурными и политическими препятствиями. Например, жёсткая позиция России по визовой политике в отношении региона, как видно из заявления от 26 ноября 2024 года, трактует миграцию не как вопрос безопасности, а как экономическую необходимость, прямо отвергая идею визового режима. Такая ситуация требует от стран региона выработки нового баланса, при котором фактор России не будет исключён, но и не станет определяющим, как во внешней политике, так и в миграционной стратегии. В итоге предложенная Жапаровым система общей визы должна рассматриваться не как идеалистический проект регионализма, а как “контролируемый процесс согласования”, требующий осторожного и поэтапного подхода. В противном случае существует риск того, что она останется символическим предложением под давлением внутренних противоречий и внешних факторов.
В заключение, инициатива по созданию общей визовой системы выступает как стратегический шаг к региональной интеграции в рамках визионерской программы “Центральная Азия – 2040”. Безопасностная основа, сформировавшаяся в результате урегулирования пограничного конфликта между Таджикистаном и Кыргызстаном, создаёт пространство для подобных инициатив, а визовая интеграция рассматривается как инструмент, поддерживающий как внутреннюю согласованность, так и внешнюю открытость. Однако с учётом структурных различий между странами региона и их приоритетов в сфере безопасности, более реалистичным представляется построение поэтапной и цифровой модели, нежели целостной интеграции. В этом контексте призыв Жапарова следует рассматривать не только как идеальную цель, но и как стратегическую инициативу, измеряющую границы региональной согласованности.
[1] Сайрагул Садыковна, “Урматтуу Кыргызстандыктар!”, Facebook, https://www.facebook.com/share/p/16CiK91BrM, (Дата обращения: 21.03.2025).
[2] “Silk Road Visas Under Consideration in CIS”, Belta, https://eng.belta.by/society/view/silk-road-visas-under-consideration-in-cis-113948-2018, (Дата обращения: 21.03.2025).
[3] “Кыргызстан Занял Второе Место в Центральной Азии по Силе Паспорта”, Akchabar, https://www.akchabar.kg/ru/news/kirgizstan-zanyal-vtoroe-mesto-v-tsentralnoj-azii-po-sile-pasporta-dywkaadpetwtylzw, (Дата обращения: 21.03.2025).
[4] Кирилл Кухмарь, “В МИД России Заявили, Что Вводить Визы со Странами Средней Азии не Планируется”, RTVI, https://rtvi.com/news/v-mid-rossii-zayavili-chto-vvodit-vizy-so-stranami-strednej-azii-ne-planiruetsya, (Дата обращения: 21.03.2025).
[5] “В Узбекистане Выступили за Визовый Режим с Россией”, Dzen, https://dzen.ru/b/Z1iJB0jJLmYx3h51, (Дата обращения: 21.03.2025).
