Тезис Сэмюэля П. Хантингтона о «Cтолкновении цивилизаций» выступает как «вызов» и «признак превосходства» в основанной на «идентичности» борьбе за власть, которую ведут США в процессе стремления к гегемонии в контексте Запад и «Другие». Но на самом деле, в последнее время стало ясно, что это имеет новое и иное значение, чем “противодействие” в отношении “Других”.
Здесь на первый план выходят две проблемы с «Другими»: 1. Переход от «вызова» к США/Западу и в этом контексте поиск построения новой международной системы против западных ценностей через ее собственные ценности; 2. Подчеркивание «культуры» как борьбы за лидерство и элемента «мягкой силы»/борьбы среди «других» и «языкового» фактора как его динамического/несущего элемента.
Таким образом кажется, что ясность, которую необходимо внести во второй пункт, во многом определит имя/действующее лицо первого пункта. На данный момент, даже принадлежность аргумента «общая судьба», используемого в «Фронте других», фактически открывает для обсуждения достоверность и искренность этого дискурса.
По этой причине борьба за лидерство при переходе от «сопротивления к вызову» среди «Других» на этапе установления «доминирующей иной культуры», о которой сегодня вслух не говорят, стала проблемой, требующей решения. Потому что эта борьба стала иметь большое значение для будущего «остальных игроков» внутри «Других», особенно в условиях «выживания».
Глядя на сцену борьбы за власть внутри «Других», можно увидеть «общую обширную географию», начиная с «близких кругов» и заканчивая многими территориями на Земле, точнее говоря, Азиатско-Тихоокеанским регионом, Африкой и Латинской Америкой.
«Китайский мир» против «русского мира» и открытие Конфуция
В этой новой конъюнктуре наблюдается процесс построения «китайского мира», пытающегося занять свое место на фоне поиска «русского мира», который с каждым днем проигрывает и включает не только славян. Если говорить конкретнее, то мы сталкиваемся с проектом «китайский мир», который в значительной степени включил западные идеологии и культуры в свой историко-культурный кодекс против «русского мира», целью которого является создание более универсального мира и реализация его руководства с пониманием «разумной силы».
В этом контексте возврат Пекина от ошибки «культурной революции», направленной против исторических и культурных ценностей и устоев Китая, следует рассматривать не только как часть его внутренней расплаты или процесса построения нового понимания государство. Этот процесс изменений и преобразований также напрямую связан с внешнеполитическими целями Китая, и в этом контексте опробовано господствующее культурное понимание, которое исторически оказывало влияние почти во всей Восточной Азии, в основном в Южной Азии и частично в Центральной Азии.
Здесь видно, что имя Конфуция, получившее универсальное признание, против которого никто не может возразить в культурно-человеческом смысле, а также экономико-коммерческое измерение «Пояс и путь», выходит на первый план, как элемент «мягкой силы» тщательно отбирается и выставляется на рынок как общая ценность. Конфуций, который до вчерашнего дня считался одним из самых больших препятствий на пути Культурной революции, сегодня превратился в одно из самых влиятельных имен во внешней политике Китая.
Здесь, конечно же, имеется в виду «Институт Конфуция», который был основан в 2004 году. Количество «Институтов Конфуция», действующих более чем в 150 странах мира, демонстрирует очень быструю тенденцию к увеличению. «Институты Конфуция», общее число которых в 2012 году достигло 350, а в 2021 году достигло 550, идут параллельно с растущей мощью Китая.
Образовательно-культурная политика, проводимая Пекином, особенно «Институты Конфуция», играют более важную и распространяющую роль в гуманитарном/культурном измерении экономического/коммерческого и политического веса Китая, особенно в Центральной Азии, Южной Азии и Восточной Азии. Похоже, региональные державы, в первую очередь Россия, не могут с этим конкурировать.
Это указывает на новые разрывы и геокультурную борьбу за власть в предстоящий период. На данный момент борьба между Россией и Китаем кажется неизбежной, и, честно говоря, некоторые недавние события играют роль в ускорении этого процесса и дают важные подсказки о будущем.
Российско-украинская война: новое название разрыва российско-китайских отношений
Хотя российско-украинская война выходит на первый план в масштабах России и США, общеизвестно, что Китай находится в ее центре. Но что здесь не выдвигается на первый план, так это то, что эта война фактически обнажает истинное лицо отношений между Россией и Китаем. Поэтому реальность и будущее российско-китайских отношений напрямую связаны с ходом этой войны.
Когда российско-украинская война рассматривается в контексте «русского и китайского мира», возникают следующие проблемы:
- Российская Федерация (РФ) хочет занять свое место в качестве независимого и могущественного полюса Нового Мирового Порядка, построив новую и мощную империю над дискурсами бывшего Союза Советских Социалистических Республик (СССР)/Царской России.
- Для этого Россия должна сначала контролировать свое непосредственное окружение, а затем упраздненный Восточный блок, вошедший в историю, и далее дополнить его своими границами. В этом отношении очень важно, что Путин и другие официальные лица РФ называют территорию СССР территорией России. Поэтому путинская идея «Российской империи», построенная на риторике советской и царской России, в сознании Москвы фактически рассматривается как последнее средство освобождения России.
- Здесь акцент на советском и царизме возникает как результат поиска общей идентичности.
- В этом контексте возвращение русского национализма не следует оценивать только по этническому признаку. Существует также измерение идентичности/культуры, которое включает более широкую географию в эту высшую идентичность. Легкость и поощрение получения гражданства/паспорта для жителей бывшей советской/царской России также примечательны в этом отношении, и их не следует упускать из виду, и это событие подтверждает вышеизложенное утверждение.
- Поэтому российско-украинская война также предстает как «война идентичностей». Отказ Украины от риторики и претензий, навязанных РФ, и акцент на Киев/Украину также важен в этом отношении.
- Конечно, эта новая политика и война, которые ведет Россия, имеют и китайское измерение. Успех Путина был бы равносилен более независимой политике России от Китая и нанесению удара по политике Китая в отношении Запада. Сильный контроль России над своими сопредельными регионами будет параллельно означать снижение влияния Китая в данных регионах.
- Данная цель Путина не совпадает с воображением измученной России, обреченной на сотрудничество с Китаем.
Центральная Азия: российско-китайское соперничество
Здесь не следует игнорировать подход и реакцию Китая на «Январские события» в Казахстане перед российско-украинской войной. Заявление администрации Пекина о приглашении в страну Организации Договора о Коллективной Безопасности, чтобы события не распространялись дальше, было почти равносильно проведению красной линии против России.
Несмотря на то, что, это заявление во многих местах анализировалось как отношение китайской администрации к попыткам России усилить свое влияние на постсоветском пространстве как к угрозе ее собственным интересам, оно также имело важное значение с точки зрения выявления пределов/ограничений в отношениях между двумя великими державами.
Если говорить конкретнее, главная проблема здесь в том, что Россия, усиливающая свое монопольное положение над подземными и наземными богатствами Казахстана, особенно нефтью и природным газом, является препятствием для Пекина. Потому что Москва, усилившая свое влияние в регионе, также будет иметь решающее значение в будущих проектах, которые реализует Китай, особенно «Пояс и путь».
Москва осознает тот факт, что Китай не строит сферу влияния в бывших советских/царских владениях только с ее экономическими/торговыми и политическими измерениями. В этих странах также очень эффективно используются элементы мягкой силы, которые составляют слабую сторону России и с которыми практически невозможно конкурировать. В то время как русские школы закрывались на постсоветском пространстве и русский язык терял свое былое очарование, появление китайских школ в различных статусах, как грибы после дождя, является одним из основных показателей этого. Более того, китайцы пытаются вытеснить русских быстрыми шагами. Показателем этого считается растущее число институтов Конфуция, а также китайских школ в регионе.
Поэтому в Москве знают о процессе, ведущем к тому, что «Чем больше будет институтов Конфуция, тем больше поддержки можно получить из Китая».
Это касается не только территории бывшего СССР или Царской России. Это касается территорий, которые ранее контролировала Россия в одиночку или вместе с Китаем. Во главе этого, конечно, идут страны Южной Азии и Восточной Азии.
Призыв Пекина к обустройству границы с соседними с Китаем государствами Центральной Азии (Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан), особенно с РФ, после СССР также является вынужденным согласием, скорее всего, отмеченным Москвой. Этим шагом также были испытаны пределы могущества РФ, и Китай ускорил процесс увеличения своего влияния в своем ближайшем окружении, которое также составляет ближайшее окружение России, посредством сотрудничества. С тех пор кровопотери России в регионе продолжаются.
Исходя из вышеизложенного следует отметить, что российско-украинская война является лакмусовой бумажкой, ускоряющей процесс реалистичной оценки Москвой ситуации в контексте российско-китайских отношений. Россия сталкивается с риском/угрозой потери конкурентоспособности с Китаем не только в экономико-коммерческом измерении, но и в политической и военной области. А также включает в себя культурное измерение, как указано выше. Этот момент указывает на новый процесс конкуренции в бывшем СССР/Царской России и странах Восточного блока, где есть два основных риска-угрозы для рассматриваемых стран. Во-первых, быть полем конкуренции между Китаем и Россией и в этом контексте быть разделенным внутри страны (особенно российские и китайские команды/центры силы). Во-вторых, утрачивая свое национальное самосознание, а значит, и свою квалификацию как нации, и исчезая на исторической сцене, китайская история знает немало примеров этого. Об этом свидетельствуют многие китаизированные племена.
Таким образом, рассматриваемые регионы столкнулись с необъявленной «культурной войной», ведущейся через элементы «мягкой силы». Гораздо важнее сохранить «человеческий фактор», составляющий основу элементов национальной власти, а в этом контексте и «национальное сознание/идентичность», перед лицом всевозможных «привлекательных» средств и методов, заложенных в этой войне, которая пересекает границы и нацелена на общество, особенно на молодое население. На данный момент кажется неизбежным, что новая политика, основанная на культурных стратегиях, будет осуществляться региональными государствами.
